Тряхнул головой. Как все сложно. Семейная жизнь – это работа для двоих, но пока парень чувствует, как только он старается, и по ходу эта игра только в одни ворота.

Утром Антона разбудил настойчивый звонок в дверь. Глянул на часы – восемь-ноль-ноль – и очумело завертел головой. Лики не было дома. Он натянул домашние штаны и зашагал к двери. Проходя детскую, услышал, как там уже вовсю улюлюкают дети.

Щелкнул замком и распахнул дверь.

– Доброе утро, Антон, – проговорила женщина и, подвинув парня, прошла внутрь.

– Здравствуйте, Людмила Викторовна.

Няня детей была женщиной немолодой. Лет пятьдесят, но выглядела презентабельно. Волосы всегда собраны в тугой узел на затылке, строгий костюм, неизменная белая рубашка, пиджак, а вот низ менялся с юбки на брюки и обратно. Она Антону всегда напоминала американских нянь.

– Лики нет, – вдруг потерялся парень перед натиском женщины и захлопнул за ее спиной дверь.

– Да вы не переживайте и не волнуйтесь, – няня прошла в ванную. – Она мне вчера звонила и предупредила, что задержится. Я все понимаю.

Выйдя из ванной, женщина тут же прислушалась.

– О, слышу, наши голубки проснулись, – она снова посмотрела на парня. – Вы не переживайте, одевайтесь на работу, я сейчас приготовлю завтрак, как раз с детьми и поедите.

Антон замер на месте, как громом пораженный, давно ему никто уже не предлагал позавтракать. С раннего утра и до вечера он торчит на работе, и это хорошо, если удается выбраться до того момента, как дети лягут спать. В основном он приходил, когда малыши уже сопели в кроватках и видели десятый сон, а Лика сидела в прихожей и ждала его, как сторожевая собака, чтобы сдать пост и пойти на прогулку. Вот к этому он точно уже привык, а вот к завтраку с утра…

– Антон, вы меня слышали? – голос няни вернул его в реальность.

– Ага, спасибо, – проговорил он, – только если вас это не затруднит.

– Нет, не затруднит, Антон.

Лика не появилась дома ни к вечеру, ни на следующий день. Антон уже хотел было звонить ее отцу, но, узнав от Людмилы Ивановны, что та с ней держит постоянную связь, понял, что с ней все в порядке. Но вот что она задумала, для него было пока загадкой.

Захожу в квартиру и с порога чувствую, как в воздухе витает слащавый запах Лики. Скидываю кроссовки. Прохожу на кухню. Лика сидит ко мне в пол-оборота.

Прохожу мимо, достаю минералку. В горле пересохло то ли от возмущения, то ли от предчувствия чего-то неизбежного. И это, скорее всего, потому, что Лика демонстративно медленно стягивает шелковый шарф – а я его сразу и не заметил – и кладет на стол. Я скольжу взглядом по ее шее и вижу отпечатки своих пальцев. Сука.

– Ну, вот, Тоша, ты и допрыгался, – хрипловатый голос нарушает тишину комнаты.

Я уставился на нее, не веря в то, что она говорит мне это.

– Я? – в недоумении смотрю на нее.

Красные губы кривит ухмылка. Она смотрит мне прямо в глаза.

– Ну, как видишь, ты, – проводит по шее рукой. – Завтра я подаю на развод.

В голову ударяет кровь и начинает гулко пульсировать в висках.

– Завтра уезжаю к родителям вместе с детьми, а тебя, – она постукивает длинным красным ногтем по столешнице, – я попрошу съехать с квартиры в течение месяца, который нам на раздумье и на примирение даст суд, – она встала со стула. – Я надеюсь, ты понимаешь, что жить с тобой я больше не намерена.

Я выпиваю минералку одним глотком. Давлюсь, но так хоть отвлекаюсь от того, что сейчас творится у меня внутри. А у меня там все переворачивается и сжимается в ледяной ком, сердце бухает так быстро, что кажется, еще пара таких ударов, и оно пробьет грудную клетку. А в голове уже установилось четкое понимание, что я теперь не смогу каждый день видеть своих пацанов. Твою мать! К горлу подкатила тошнота, и я чуть не блеванул той минералкой, что выпил, тут же, на пол, этой суке под ноги.

Она отвернула свое довольное лицо, видимо, радуясь произведенному эффекту. Не могу сдержаться, хватаю ее за руку.

– Стоять, – выдавливаю из себя.

Она не ожидала от меня каких-либо действий, потому что дергается, пытается вырваться, но я держу крепко.

– Если тронешь, – заикаясь, блеет она, как овца, – отец тебе башку разобьет, понял?

Но это меня не останавливает. Ее угрозы сейчас для меня – пустое место. Дергаю ее на себя, и она не удерживается на месте, припадает ко мне. Завожу ее руку ей за спину и прижимаю сильнее.

– Я сейчас не ослышался, как понимаю, – говорю ей в лицо, прямо в губы, – ты хочешь забрать пацанов и свалить? – сокращаю расстояние между нашими губами до минимума, и в нос ударяет запах мятной жвачки и перегара. Морщу нос. – Бухала?

Она опускает глаза, но я второй рукой поднимаю ее подбородок и заставляю смотреть на меня.

– Отстань, – шепчет она, но я ей не даю продолжить, впиваюсь в ее губы поцелуем, жестким, безжалостным.

Терзаю губы до тех пор, пока она не начинает стонать и прижиматься ко мне. Тварь, ведь зависит от меня, а начинает крутить хвостом. Отстраняюсь от нее и с брезгливостью отталкиваю от себя. Лика, тяжело дыша, отходит к столу.

– Ненавижу тебя. Ублюдок, – по ее щекам потекли слезы. – Из-за тебя и…

Она не договаривает, наверное, увидев на моем лице звериный оскал, потому что в этот момент я жду продолжения, заранее зная, что она хочет сказать про мальчишек, но она молчит. Ее грудь часто вздымается. Она все-таки выходит из кухни и сбегает в спальню, при этом щелкая замком.

Я тут же опускаюсь на холодный пол и зажимаю руками голову. Теряюсь в прострации. Бля, что делать, что делать? Как остановить это безумие? Как?

Поднимаюсь рывком и иду в спальню к детям. Мальчишки сладко спят, посапывая во сне. Склоняюсь к Димке и целую его в пухлую щечку, потом к Лешке. Закрываю глаза и втягиваю полные легкие детского запаха. На глазах выступает влага. Тут же стираю ее ладонью. Они – самое родное, что у меня есть на этом свете, и завтра эта бездушная кукла хочет у меня их забрать.

Выхожу из спальни и, прикрыв дверь, набираю телефон Сереги. Трубку почти сразу поднимают.

– Да, Антох, – слышу я знакомый голос.

– Серег, нужна помощь, – без лишних слов сообщаю ему.

– Давай.

Захожу в кухню и закрываю дверь.

– Кукла хочет подать на развод и забрать детей.

Минутное молчание в трубке подтвердило мои опасения.

– Ну, на данном этапе ты ничего не сможешь сделать, Тох. Тем более, если Петрович подключит своих адвокатов, тогда вообще без вариантов.

– Я понял, – отключаю телефон.

Он спустя секунду вибрирует в руке. Серега. Поднимаю трубку.